Боль – все-таки великая вещь. Хорошее средство манипуляции, незаменимая движущая сила. В этом Гай убеждался не раз, в том числе и на собственном примере.
Сложно назвать эльбов жестокими, ведь они далеки от человеческих чувств. Но они прекрасные кукловоды и знают, за какие «веревочки» потянуть.
..Слишком много в последнее время шло не по плану. Эльбеус злился и мстил. Самый могущественный и незаменимый ведьмарь Организации оказался бессилен против гнева своего опекуна. Это одно из немногих вещей, которых Мокша действительно боялся, а, возможно, и вообще единственное. Практически невозможно ни о чем думать, про спать – я молчу. Эльбеус в груди шевельнулся.  Не злорадно, но  скорее напоминающее, что вскоре все может прекратиться. И эта перспектива заставляла Гая действовать, возможно, слишком торопясь и опрометчиво. Мокша прибыл в резервный офис намного раньше назначенного времени, и теперь здорово об этом пожалел. Ожидание и практически полная тишина еще больше усиливали это давящее ощущение в висках, которое невозможно было снять даже самыми сильными обезболивающими.
У главы ведьмарей не было склонности к саможалению, отнюдь. Просто непрерывная, досаждающая боль, словно пресловутая заноза, раздражала, подгоняла, заставляла совершать необдуманные поступки, которые лишены логики и есть порождением эмоций. Да, как это ни странно звучит, у Гая тоже были эмоции, которые сейчас брали верх над разумом и заставляли чувствовать себя слабее, уязвимее. Из-за этого Мокша злился еще больше, опять же, поддаваясь эмоциям. Замкнутый круг. Надо найти выход.
С полным внешним равнодушием Гай закрыл глаза, замирая на небольшом офисном диванчике, отсчитывая секунды. Раз, два, три. Слухом глава ведьмарей улавливал, как вместе с ним ход времени мерно отсчитывают стоящие на офисном столе часы, и чувствовал, как каждый новый щелчок секундной стрелки все сильнее отдает где-то в районе затылка. Мокша резко встал, теряя в движениях былую непринужденность и плавность. Эльбеус в груди злорадно шевельнулся, и, будь это порождение болото хоть немного человечнее, наверняка бы удовлетворенно хмыкнул. 
Схватив часы со стола, Гай в считанные секунды открыл окно и со злостью швырнул из куда-то в темноту.  В офис ворвался холодный ветер, дохнув в лицо главному ведьмарю близостью зимних морозов и запахом гнилых листьев. Мокша жадно раздул ноздри – свежий воздух не снимал и не уменьшал боль, но словно покрывал его ледяной коркой, позволяя разуму быть на первом плане. Именно в это мгновение Гай понял, что остался без каких-либо часов и не сможет отследить время. Ролекс, как и прочие атрибуты деловых встреч он оставил дома – ныне дело немного другой направленности. Приходилось рассчитывать, что все главы фортов прибудут в скором времени, как и было назначено.

По его собственным расчетам, Арно должен был явиться в резервный штаб первым, однако прибыл лишь за 23 минуты до назначенного времени, лицезрел недалеко от входа машину шефа и несколько стушевался. Подходящих вариантов действий помимо уже недостаточно актуального основного – «ждать» – не было. Не мешкая, но и не особо торопясь, секретарь вышел из автомобиля, молча прошел мимо берсерков и вошел в здание.
На второй этаж, и, в частности, к кабинету Гая, он добирался значительно дольше. А у приоткрытой двери, уже благополучно преодолев кольцо «внутренней» охраны, вдруг застыл, в одно мгновенье осознав, что худшего момента для встречи с шефом сам бы не смог придумать. Разумеется, если не учитывать дня, когда из-за нелепейшего казуса провалилась детально продуманная операция и была полностью разрушена защита главного штаба...
Никак не решаясь сделать еще всего один шаг, Арно терял секунды. Все ощутимей был сквозняк. Решив, что оба этих факта достаточно неприятны даже в сравнении с разгневанным шефом, секретарь боком проскользнул в кабинет, закрыл дверь, на миг замер, встречая взгляд Гая, и беззвучно двинулся вперед, занимая свою стратегическую позицию где-то посередине между столом и углом кабинета. Здороваться он не стал, так как видел шефа часа три назад, а деловая обстановка ведьмарского штаба, в общем-то, пожеланий здравия и добра не подразумевает. Тем более, что Арно всегда и всему предпочитал молчание. Хотя бы потому, что: а) лишних разговоров от него и не требовали, б) куда удобнее было записывать, не раскрывая рта.
А ждать пришлось без малого минут. В то самое мгновение, когда секретарь вдруг быстро вскинул левую руку, поднося к глазам часы, распахнулась дверь. Разумеется, Долбушин – чтобы наверняка сказать это, Арно не пришлось бы даже глядеть на вошедшего. Только глава второго форта мог явиться вовремя с точностью до миллисекунд, как будто и не приложив к этому никаких усилий. Впрочем, насколько мог судить секретарь, его пунктуальность действительно ни от каких расчетов не зависела. Даже задержавшись ненадолго в дверях по причине внезапного нежелания берсерков пропускать в кабинет его телохранителя, Долбушин «не прогадал».
Впрочем, инцидент явно был непредвиденным. «Либо он не знает, либо забыл», - отметил про себя Арно и на всякий случай свою мысль записал. Все же для главы второго форта неосведомленность и плохая память были, мягко говоря, нехарактерны.
Теперь оставалось дождаться только Белдо. Знатный куровед опоздал, как и всегда, но опоздал культурно, не больше, чем на пару минут, и протащить кого-либо из своих помощников в кабинет (и, похоже, даже в здание) он не пытался. Секретарь главы ведьмарей, не удержавшись, занес в блокнот и это знаменательное событие. По такому поводу вполне вероятно могло случиться маленькое землетрясение, которое заставит кануть в Лету и резервный штаб. По крайней мере, риск был, и немалый.
«Даже если отмести сарказм, это действительно странно», - подумал Арно, бросил быстрый косой взгляд на шефа и опустил глаза в блокнот. Заседание верхушки ведьмарей, очевидно, с этого самого момента можно было считать открытым.