<<<<<<< Поляна у ручья

Все события после освобождения от эля Ева помнила отрывисто и вспышками, словно кто-то нарочно изрезал тупыми ножницами кинопленку, вырезал из нее с половину картинок, наспех склеил оставшиеся, а потом все это попытался посмотреть
… Вот Калерия помогает ей удержаться на ногах, подхватывая девушку за талию, а затем как-то совсем резко появляется какой-то домик…Глухо скрипит дверь. Самой дороги Громова не помнит. Должно быть, Калерии пришлось нелегко, чтобы дотащить меня в полуобморочном состоянии сюда, - первая ясная мысль, что приходит в голову и эмпатка…ах да, уже бывшая…обнаруживает себя лежащей на диване, укутанной до самого подбородка. Больше всего болел живот тупой, ноющей болью. Девушка скосила глаза и увидела сидящую рядом Кавалерию. Ева всматривалась в бледное лицо женщины и чувствовала, что что-то не так. Что-то резко изменилось, директриса была какой-то совершенно другой, нежели там, на поляне. Громова устало прикрыла глаза. Задумалась. И лишь теперь поняла в чем дело. Раньше она всех людей «сканировала» через эмпатию, чаще даже подсознательно. Делала это уже настолько механически, что порой и сама не обращала внимания. Хотелось девушке или нет, но большинство эмоций окружающих были для нее раскрытой книгой, она улавливала самые незначительные колебания в настроении и также быстро под них подстраивалась.
Теперь же эль мертв…Для Евы, которая уже давно разучилась понимать чувства людей через жесты, мимику, интонации в голосе, так как не было в этом смысла, Кавалерия теперь была до ужаса никакой… Без эмоций и душевных движений. Это было непривычно. Громова немного приподнялась, стараясь лучше разглядеть директрису.
- Что Вы чувствуете? – с тревогой спросила она, как спрашивал бы внезапно ослепший художник-пейзажист о красоте окружающей природы.
Почти полную тишину помещения внезапно нарушил звонок. Ева узнала вызов собственного мобильного. По старой привычке всегда отвечать на звонки, ведь чаще всего звонили с работы, она попыталась глазами отыскать телефон в куче мокрой одежды, что сняла с нее Кавалерия. И лишь потом отчетливо поняла, кто именно ей может звонить. Она напряженно посмотрела на Калерию и быстро отвернулась.
- Это с работы. Больше некому, - нервно покусывая губу, объяснила Громова, -  может, ответить? Вдруг есть какие-нибудь новости.

Отредактировано Ева (2012-01-07 15:30:09)

Ева послушно откинулась обратно на подушку, даже не пытаясь сопротивляться. Девушка внимательно следила за Кавалерией, которая заботливо возилась с одеждой. Ей отчего-то нравилось лежать вот так, укутанной в одеяло. Слушать дождь за окном и потрескивание огня в старой печке. Одной полуулыбкой извиняться перед Калерией за  свой некорректный вопрос по поводу ее чувств. Не объяснить точно что именно, но было во всей общей атмосфере дома что-то бесконечно теплое, светлое, близкое… Не исключено, что и сама женщина внушала это ощущение душевного спокойствия, словно случилось то, что должно было случиться уже давно.
- Живот еще немного болит. Но, думаю, скоро пройдет. Есть не хочу, - отвечая на вопросы директрисы, сказала Ева. Громовой не хотелось дергать женщину по пустякам, та ведь и так выглядела уставшей.
- Слушай, а... твои родители? Они наверно переживают. Давай, я им позвоню?
Вопрос стал как гром среди ясного неба. Ева мгновенно отвернулась от Кавалерии, переведя взгляд на потолок. Побледнела, напряженно сжала губы. Хоть и, безусловно, не специально,  но женщина умудрилась наступить на самый больной мозоль в душе. Тема семьи всегда была для девушки под большим запретом, даже думать об этом она позволяла себе крайне редко. Хоть и прошло много времени, но былая боль обид и потерь почти не утихла, а лишь обросла временем. Как не трогают заживающие ссадины и синяки, так и Громова старалась ни в коем случаи не задевать эти душевные раны. Порой ей казалось, что они никогда не заживут.
- Нет необходимости, - бесцветным голосом отрапортовала она, проглатывая ставший поперек горла ком слез, - волноваться некому.
Еве не хотелось объяснять, почему и как так получилось, не хотелось снова вспоминать все события прошлого и заново их переживать. Хотя она и была безгранично благодарна Калерии, но эта тема никакого развития не получит.
Громова жалела, что так резко ответила – в конце концов, женщина возится с ней исключительно из-за собственной доброты. А обижать людей, которые вот так просто, без какой-либо выгоды проявляют к тебе столько заботы и сострадания, было более чем противно.
Но ведь мне все равно скоро надо будет уходить. Прощаться. У каждого свои дела, а у нее так тем более: столько шныров пропало. И, уверена, ведь за каждого же беспокоится, боится! Удивительно, сколько любви может вместить одно человеческое сердце. Или какое оно может быть пустое, - вспоминая Гая, подумала девушка.
- Спасибо Вам огромное за все, правда! Вы очень добрая женщина, - улыбнулась Громова, и почувствовала, как что-то теплое скользнуло по щекам. Слезы так и не пожелали быть проигнорированными, и подло подступили  в самый неожиданный момент.
- Что-то я…простите, - рассеянно пробормотала Ева, быстро и энергично растирая влажные дорожки по щекам, - все хорошо! Правда! У меня есть квартира, так что без дома я не останусь. Как только смогу сесть в такси, уеду туда. А потом уже решу, что делать дальше. У меня же теперь, вроде как, новая жизнь начинается. Времени теперь вагон. Может даже, школу закончу. Я ведь так и не попала в выпускной класс - ушла.
Громова продолжала что-то сбивчиво объяснять, боясь остановиться и снова сорваться на слезы. Она была рада, что освободилась от эля и осталась жива. Но ей почему-то хотелось реветь. Дома! Все потом и дома! - решила она.

Средняя шнырка, пусть с таким необычным имиджем, для Долбушина опасности не представляла. Финансист лишь коротко, предупреждающе качнул зонтом. Кажется, чуть дальше только что увлечённо выясняли отношения. За время приближения к людям глава второго форта разобрал всего-то пару слов, но позы шныров и их вечных врагов говорили сами за себя.
Значит, ныряльщики вместо двушки, а наши вместо земли, - одинаково получили междумирье. - Сделал вывод Альберт - Значит, и Аня где-то здесь! Впрочем, вот передо мной маги. Эти по одному моему слову бросятся прочёсывать округу! Шныров тоже можно припрячь, на чувстве товарищества, например... И, конечно, если с моей малышкой хоть что-нибудь случилось, хоть царапинку на ней найду...
Долбушин сжал свободную руку в кулак и такое подумал про начальника операции, кем бы он ни был, что, услышь его мысли этот несчастный - бежал бы без оглядки!
Лишь краем глаза наблюдая за бритой шныркой, финансист сделал ещё несколько шагов вперёд. Теперь он узнал в лицо некоторых магов, из тех, что часто присутствовали на собраниях. Отдельно отметил того парня, что присутствовал на переговорах по поводу обмена сотрудников из Арктики на лекарство от цветной кожи, для Ани.
И, словно отвечая на мысли о дочери, мироздание заставило Альберта наткнуться взглядом на неё же, собственной персоной. Аня стояла совсем близко теперь, буквально в двух шагах! Глава второго форта немного странно замер от неожиданности и окинул дочь внимательным взглядом: кажется, девочка была в порядке. А начальнику операции, следовательно, крупно повезло...

А Ева все не могла справиться со слезами. Растирала их по лицу, хлюпала носом и старалась справиться с дрожью в руках. И чем больше она пыталась успокоиться, тем сильнее ее трясло. В конце концов, девушка просто зарылась лицом в подушку, которая глушила звуки, и проревела в нее минут пять. Наволочка безнадежно отсырела. Когда она снова посмотрела на Кавалерию, глаза у нее были красные, воспаленные, но ясные – свои слезы она выплакала. Громова с удивлением обнаружила руку Калерии на своей макушке.
Потом женщина вытирала ей щеки, говоря что-то ободряющее. Предлагала…нет, даже настаивала на том, чтобы Ева осталась.
- Зачем я теперь ведьмарям, без способностей, - не совсем уверенно сказала Ева. Все же представить легкомысленного и вечно хихикающего Белдо в роли кровавого палача было сложно. Девушка искренне считала, что на нее просто махнут рукой. Да и что она теперь, по сути, может сделать? Рассказать – не поверят, перейти к шнырам – да едва ли примут… Их же пчелы выбирают! Может, «слить» информацию Кавалерии? Да только нечего «сливать». А если бы и было что, не рассказала. Это всем понятно. Так какой смысл с ней возиться?
Громова наблюдала, как директриса ШНыра готовила чай. Потом послушно приняла из ее рук кружку, поудобней устраиваясь на кровати.
- Вам, наверное, пора, - озабоченно спросила она, делая один обжигающий глоток и чувствуя, как тепло приятно распространяется по всему телу. Потом вдруг вспомнила что-то важное, и резко наклонила голову к Кавалерии.
- А можно Вас еще попросить об одной услуге? – смущенно спросила она, - Совсем маленькой. Помните того паренька, что был со мной на переговорах о «цветных» шнырах? Он, скорее всего, тоже пропал вместе с остальными. Долбушина, понятное дело, кинулись искать, а вот его…Если будет возможность, можно ему помочь? Он хороший.
- Его зовут Кай, - подумав, добавила она.

Отредактировано Ева (2012-01-11 01:47:02)

Спорить с Каем было невозможно. Тот был холоден и невозмутим. Впервые Рина ощутила ту небольшую разницу в возрасте, что у них присутствовала. Или тут дело вовсе не в возрасте, а в характере? Небов умеет быть сдержанным, она – нет. И лет эдак через пять тоже едва ли сможет постичь это сложное ремесло. 
Дельта мордой коснулась плеча Рины – ее что-то беспокоило. Немного поколебавшись, шнырка опустила шнеппер (все равно от него никакого толку), и ободряюще похлопала кобылу по мускулистой шее. Потом выудила из кармана пару кусочков сахара и протянула пегу. Дельта проглотила их быстро, оставив на ладошке влажный след. Снова потянулась мордой.
Рина озадачено пошарила по карманам, но ничего съедобного больше не обнаружила. Кобыла продолжала беспокойно переминаться с ноги на ногу.
Она просто устала, - поняла шнырка, - по времени мы бы уже прорвались на двушку, там она смогла бы отдохнуть. А так застряли здесь, непонятно в каком месте, где даже воду найти – проблема. Долго ли мы так протянем вместе с ведьмарями? Если не поубиваем друг друга раньше, то окочуримся от голода. И, похоже, никто даже понятия не имеет, как отсюда выбраться. Н-да, не слишком-то оптимистичные мысли… А вдруг нас ведьмари все же специально сюда затащили, а теперь такие, вроде и не при чем?! Хотя, нет. Это вряд ли. Будь это ловушка, рядом бы сейчас стояли берсерки, а не маги и Долбушин.
Опять вспомнив про ведьмаря, Рина оглядела толпу в его поисках. Нашла не там, где ожидала, а намного ближе, и вздрогнула от неожиданности. Встретившись взглядом с казавшимися усталыми и несчастными глазами мужчины, девушка снова почувствовала головокружение.
Да что же это такое?! – мысленно возмутилась она, - может у него какой-то артефакт с собой есть, что такой эффект производит? В Рине проснулось упрямство, мол «что мне теперь, всякую безделушку бояться?». Полная решительности, она посмотрела на главу форта, хотя черты лица его уже различала плохо – все плыло перед глазами.
А потом, крайне неожиданно, но очень четко в голове возник образ  человека в белом халате, что строго грозил ей пальцем с желтым ногтем. Непонятно запахло лекарствами. Человек казался Рине знакомым. Второй вопрос: почему?  И почему она испытывает к нему бесконечное раздражение, словно он ей всю жизнь изгадил? Разве такое возможно? Я его не знаю! Не помню…
Сознание быстро затуманивалось. Чувствуя, что может не устоять на ногах, Рина энергично замотала головой и обхватила ладонями виски. В голове опять возникали несуществующие воспоминания. На этот раз – отрывки звуков.
- Пап, ну пап! Можно?
- Ладно, иди, - вздох.
Оба голоса она узнала. Первый, детский, звонкий, принадлежал, несомненно, самой Рине. Второй, чуть хрипловатый, но приятно обволакивающий – Долбушину. Но что он делает в МОЕЙ голове?
Рина уже совсем ничего не понимала, да и понимать была не в состоянии. Кажется, она попыталась еще схватиться за седло, чтобы устоять на ногах, но не успела. Рука зачерпнула воздух. Побледневшая шнырка медленно, как в плохо срежиссированном кино, закатила глаза и почти бесшумно свалилась на серую землю.

Отредактировано Рина (2012-01-11 19:09:31)

Кавалерия смотрела на Еву растерянно. Вот ведь, не оправдала ожиданий. Но эта штука... Неужто и правда бесполезная? 
Ева смотрела на женщину теплым и благодарным взглядом. Калерия отвела глаза. Она по-прежнему переживала за девушку. Эльбы-эльбами, но остается еще и псиосная зависимость. И кто знает, как поглядит на нее Ева, мучимая ломкой. Хватит ли у девушки сил удержаться, не скатиться обратно во тьму? Не вцепиться зубами в руку, даровавшую ей новую жизнь?
Впрочем, все равно, - решила Кавалерия. -Заберу ее в ШНыр. Ограда пропустит. Лабиринт вряд ли, а ограда - точно. Буду с ней сидеть. Или Суповну попрошу. Лечат же как-то наркоманию. Лечат. Хотя это куда хуже...
Куда больше женщину испугал внезапный порыв Евы. Девушка поднялась и подошла к Кавалерии. Маленькие ступни а шерстяных носках ступали по скрипучему дощатому полу. Калерия дернулась было подать подошедшей руку, но не стала. Глупо и гадко указывать человеку на его слабость.
"Надеюсь, успею поймать ее, если вдруг потеряет сознание."
Ева забрала артефакт и попросила какую-нибудь вещь Калерии. Женщина вспомнила, сколько ее вещей уже прошли в тот день через руки Евы. И платки, и шарф. Но, раз нужно что-то еще - надо отдать. А то у девушки дрожит голос. И руки.
- Успокойся. Я тебе верю.
Кавалерия развязала на шее замшевый шнурок и вынула из-под свитера небольшой стеклянный кулон. Сердце зеленого цвета. Безделица, в сущности. И довольно безвкусная. Память о давнем путешествии в Прагу. Еще во время семейной жизни. И это притом, что у директора ШНыра, коим тогда являлся ее муж, отпусков не бывает. Заняв эту должность сама, Калерия поняла, что не бывает у директора и выходных.
Украшение, еще теплое от прикосновения к коже хозяйки, перекочевало к Еве. 
Кавалерия даже не поинтересовалась, зачем девушке это нужно. Она была раздосадована и чувствовала себя неуютно, злясь на свою растерянность и бессилие. 
"После таких эмоций и увязают в болоте. Ты не можешь себе такого позволить."
Воспоминание об опасности при нырках как-то сразу уняло эмоциональные проявления директрисы. Когда вокруг творится что-то невообразимое (а в ШНыре это не редкость), именно руководитель должен сохранять спокойствие. 

Аня неожиданно взглянула отцу прямо в глаза, и у Альберта перехватило дыхание. Она была такая родная, знакомая до последней веснушки. И глаза ее были всё те же: серо-голубые, со светлыми бликами. Вот только одного в них не было – узнавания.
Столько времени прошло… А я всё не могу привыкнуть. Я вижу истинные чувства людей, заглянув им в глаза; я знаю, как должна реагировать на меня дочь. Но сейчас в её глазах нет ни радости, ни удивления, ни даже осмысленности. Кто я для неё? Глава вражеского форта, мрачный нелюдим с зонтом... А я не могу даже намекнуть, что она для меня дороже всего на свете.
И в этот момент Аня побледнела, покачнулась и плавно осела на землю.
В первое мгновение Долбушин даже не понял, что произошло. Не успел ни удивиться, ни испугаться. Лишь уловив боковым зрением движение в рядах коллег, финансист осознал ситуацию и перешел к действиям. Сразу. Не раздумывая, не выполняя обычных просчетов.
Наплевав на окружающих, всем своим существом сосредоточившись на одной лишь мысли – о дочери – глава второго форта бросился к упавшей девушке. Покорившись чувствам и оставшись, в результате, без поддержки логики – Альберт подумал в какой-то момент, что Аня не дышит. В панике он судорожно начал рыться в карманах, чуть не выворачивая их, в поисках линз. Наткнувшись пальцами на холодное стекло, Долбушин достал то, что осталось от бинокля, и поднес линзу к губам дочери.
Стекло запотело. Финансист облегчённо перевёл дыхание, и вдруг понял, что до сих пор сам забывал дышать.
Выронив зонт, глава второго форта порывисто взял девушку на руки, подхватив под спину и колени, не замечая возмущённых протестов ныряльщиков.
Аня какое-то время лежала, безвольно свесив голову и руки.
- Очнись, очнись, пожалуйста, очнись! – бормотал Альберт, не отдавая себе отчета в том, что эта мольба может быть услышана окружающими. Дробно и трепетно целовал дочь в лоб и щеки, звал по имени.
Сумасшествие финансиста продолжалось недолго: ресницы Ани дрогнули и девушка открыла глаза.

Отредактировано Долбушин (2012-01-14 17:56:24)

Мокша никогда не верил гороскопам. Шутки ли? Столько лет на земле прожил, не хватало еще всякой ересью зачитываться. Правда, для магического форта наличие двух предсказательниц в лице Млады и Влады  стало незаменимым, потому как именно на их фен-шуйскую и астрологическую муру велись почти все новички. Гая иногда сильно забавляло, насколько серьезно могут люди принимать на веру чьи-то слова о неудачном положении звезд, и одновременно не верить словам собственной матери. Наш клиент! – обычно радовался Белдо, а Гай лишь криво усмехался. Человеческая глупость безгранична.
Исключительно ради забавы над столом у Мокши висел его личный гороскоп на каждый день, составленный самыми лучшими специалистами форта. Подарок Гаю от щебечущего Белдо. Глава ведьмарей не выбросил его лишь потому, что на  обложке гороскопа был изображен красивейший питон. Самому Мокше на змею было плевать, но Арно пришел в восторг. Пришлось оставить. В принципе, он не мешал. 
Сегодня, когда день так подло подбрасывал Гаю скверный сюрприз за дурацкой новостью, мужчина не удержался и заглянул в гороскоп. Квадратик числа был кокетливо окрашен в розовый цвет. Как утверждала сноска снизу – это могло означать «удача в любовных отношениях». Мужчина негромко выругался, мысленно помечая у себя в голове, чтобы убрать парочку специалистов из астрологического форта. Совсем псиос последние мозги выел? Они, видимо, не думали, кому гороскоп составляли. Или же не допускали мысли, что Гай будет его читать. 
Зазвонил мобильник, и Арно сообщил, что они с Андреем застряли в пробке, вызванной жуткой аварией. Повсюду свидетели, телевиденье – единственный выход состоит в том, чтобы добираться пешком. Мокша недовольно скривился и стукнул несчастный аппарат об стол. Будь рядом кто из слуг – убил бы непременно. Не потому, что злился, а исключительно для того, чтобы убедиться в своей власти. Слишком многое сегодня шло не по плану.
Опять телефон. Мужчина набрал номер Литкиной:
- СНЕЖАНА! - заорал Гай в трубку, представляя, как девушка вытягивается по струнке, - Живо собирайся и отправляйся в Копытово! Буду ждать тебя возле ворот ШНыра.
Почему Мокша вдруг изменил планы, он не объяснил. Не обязан.  
Пришел черед для последнего, самого интригующего звонка. Предвкушая нечто интересное, Мокша принялся вызывать никого иного, как саму директрису Школы Ныряльщиков. Вспомнил розовый квадратик и саркастически ухмыльнулся. Вот она - "удача в любовных отношениях". Ответили ему не сразу. Знакомый голос спокойно зазвучал в динамике.
- Доброго Вам дня, Калерия Валерьевна, - слащавым голосом потянул Гай, - как здоровье? Не жалуетесь? Пчелки как Ваши поживают? Нынче осень холодной выдалась, надо беречь крылатых.
Мокша участливо зацокал язычком, даже через телефон ухитряясь чувствовать, что женщине его звонок крайне неприятен.
- Думаю, для Вас не станет новостью, что обе наши организации перенесли потери ценных кадров. Вы, как женщина рассудительная и умная, - в этом месте Гай не сдержался, и саркастически хмыкнул, - должны понимать, что необходимо оказать друг другу взаимопомощь. Я готов. Буду через час возле ШНыра. Уж примите, как положено.

Отредактировано Гай (2012-01-16 03:30:43)

- Аня, Аня! – тревожный голос разносится по квартире, отскакивает от стен с дорогими картинами и высоких потолков.
- Аня! – недовольства в интонации все больше, ритмичный звук ударяющегося зонта о паркет становится громче, четче.
- Не нашел! – радостно сообщает звонкий детский голосок, и из огромного зеркального шкафа ловко выскакивает девочка лет пяти, заливаясь веселым смехом, - Опять не нашел!
Альберт хмурится и строго смотрит на дочь. Сейчас ему не до обычного веселья – у него работа, важные дела. Ему необходимо быть уверенным, что девочка в полной безопасности, прежде чем полностью погрузится в заботы форта. Долбушин качает головой:
- Сколько раз говорил…Андрей, уведи ее в комнату и будь рядом, пока я сам не приду. Тилль со своими головорезами шляются где-то по квартире. Картины якобы разглядывают. Будто я не знаю, что они мне жучков в телефоны столько понапихивают, что потом ни слова не разобрать.
- Пап, а что такое «Тилль»? Можно мне с тобой?– неуверенно, но с большим любопытством Аня поднимает светлые глаза на отца. Секунды обидок на папу, которые вызвал его резкий тон, уже прошли.
Долбушин наклоняется и касается вздернутого носа девочки указательным пальцем.
- Вот именно, что Тилль – это «что такое». Нельзя! Андрей, проводи!
Неизменный охранник берет Аню за руку, но та вырывается: гордо и самостоятельно шествует по коридору. Она уже большая  - у нее вчера передний зуб выпал! Теперь девочка всюду его за собой таскает, ища применение. Пока его не нашлось, но Аня не отчаивается.
Андрей следует сзади и иронично улыбается:
- Не волнуйся! Вырастишь – с кем захочешь, с тем и будешь ходить. И куда захочешь.
Ане решительно не нравится, что за нее решают ее будущее. Пусть и в такой мелочи, но все же.
- Я буду как папа! У меня тоже будет зонт! – заявляет она Андрею с таким негодованием, будто тот спорит.
- Аня! Аня!
Кто такая Аня? Я? Ну да, вроде…
Девушка вздрогнула и резко открыла глаза. Прямо напротив себя обнаружила такое знакомое и родное лицо. Аня слабо улыбнулась, еще ничего не осознавая, а просто радуясь присутствию дорогого человека.
- Па…А-а-а-а-а-а-а-а! – вдруг закричала шнырка, когда поняла, что Добушин держит ее на руках, и замахала ногами и прочими конечностями так, словно тонула. Точно уж, буквально выскользнула из рук мужчины, на ногах так и не удержалась – споткнулась, упала, но продолжала пятится на четвереньках.
Чего я от собственного отца шарахаюсь?
Что, совсем плохая стала?! Это не отец, это глава финансового форта!
Это глава форта и мой отец!
Аня замерла, осмысливая все, что только что произошло. Память быстро, бесконечными рваными образами возвращалась, скалдываясь в одну общую картину ее жизни. Настоящую, а не ту, которая стала результатом работы Уточкина. Странное ощущение: будто одна твоя половинка до этого момента дремала, а теперь вдруг проснулась и решила брать активное участие в жизни. Аня и Рина быстро состыковывались в одном человеке. Шнырка встала, отряхивая джинсы. Еще пару секунд смотрела точно на Долбушина, чувствуя, как на нее одной огромной волной накатывается тоска по отцу. Они так долго не виделись… То есть вот так, чтоб действительно как отец и дочь, а не как младший шныр и ведьмарь с зонтом.
Секунда –  и девушка бросилась к отцу, прижимаясь к Альберту с такой силой, словно желала, чтобы они на пару мгновений склеились. Так здорово, легко, свободно, приятно! Ощущать чью-то защиту и поддержку, знать, что ты нуждаешься в ком-то и это чувство взаимно! Да просто любить – уже здорово! Аня хваталась  за край пиджака отца, как когда-то в детстве. Такое короткое счастье затопило ее целиком, позволяя не думать о возникших проблемах.
…А потом все разрушил один случайный взгляд. Всего на мгновение девушка открыла глаза и прямо перед собой увидела полное недоумения лицо одного из магов. Аня застыла столбом, опуская руки, делая крохотные шаг назад. Но ведь и другие, другие смотрят! И не только ведьмари, но и шныры. Отца Аня не хотела делить ни с кем. Самое родное и близкое всегда стараешься спрятать подальше, а не выставлять на показ. Но дело даже не в этом. Шнырка вдруг отчетливо и в одно мгновение поняла, что ей предстоит тяжелейший выбор: ШНыр или отец. А ведь она успела сильно привязаться к Школе Ныряльщиков, полюбить ее обитателей. К тому же, у нее пчелиная матка, и Анино предательство станет крахом для всех шныров. Да и не сможет она предать все то, что считала правильным, самым важным так долго. Так подло разрушить смысл жизни дорогих сердцу людей. Но на другой чаше весов – отец. Гай не отступится от своих планов ни при каких условиях. Если же узнает, что его идеи потерпели крах – будет мстить, в первую очередь Долбушину. Отец сильно зависит от проклятого Мокши, и девушка это понимала с невероятной четкостью.
- Ненавижу Гая, - тихо прошептала она, не поднимая взгляд на Альберта. Боялась, что тот увидет в ее глазах все душевные метания и все поймет. Пап, прости, прости, пожалуйста. Я опять не могу…Как тогда, в кабинете Гая…
– Ненавижу! Ненавижу!!! – закричала она своим кроссовкам, а потом вдруг резко развернулась и побежала вперед как можно быстрее, боясь даже оглянуться. Как казалось самой девушке, бежала она от безысходности. Бежала довольно долго, из последних сил: дыхание давно сбилось, ноги заплетались. Аня не плакала, но что-то бесконечно тяжелое давило ей на грудь. Девушка обо что-то споткнулась и, выставляя руки вперед, упала на живот. Почувствовала, что ладони оказались в какой-то холодной жидкости, но сейчас была просто не в состоянии удивляться. Она даже глаз не открыла, а просто провела влажными ладонями по вспотевшему лицу. Мысли роились в голове, как пчелы беспорядочными образами и звуками. Лежа на земле, Аня пыталась ни о чем не думать, лишь остекленевшим взглядом смотрела на большую лужу, наполненную черной водой.

Отредактировано Рина (2012-01-17 07:47:25)

- Надеюсь, у Вас все получится, - сказала Ева, выполнив ритуал передачи проводника.
- Я тоже на это надеюсь, - подумала Кавалерия, растроганно глядя на уснувшую девушку.
Мобильный задрожал у Калерии в кармане, выдавая резкие скрипичные трели "Зимы" Вивальди. Страсть директрисы к тревожным мелодиям вызова объяснялась ее крайней занятостью - поди услышь звонок, обрати на него внимание; ну и любовью женщины к Вивальди. Больше него в почете были только вальсы, но из них гораздо сложнее выбрать, чем из "Времен года".
Телефон еще и вибрировал, чтобы уж точно исключить возможность быть проигнорироварным.
Калерия медленно вытащила аппарат из кармана, предполагая неладное. Ну, так и есть! Номер неизвестен.
Номер не определялся только у одного из знакомых Кавалерии. Хотя, конечно, сложно было назвать его просто знакомым.
"Как это мило - названивать, не оставляя собеседнику шанса позвонить в ответ."
- Да! - ровным голосом отозвалась Кавалерия, откинув крышку телефона. Раскладушка была старенькой, но неубиваемой.
На звонки Калерия всегда отвечала именно так, коротко выражая согласие непонятно с чем. Все прочие варианты, как то, "Алло" или грубоватое "вас слушают" казались ей несолидными.
При первых же звуках голоса собеседника у Кавалерии меж сдвинутых бровей появилась напряженная вертикальная морщинка. Как женщина и предполагала, звонил Гай.
Своим шершавым голосом рассыпался в лицемерных любезностях. Спрашивал ее о здоровье, о пчелах.
- Я ни на что не жалуюсь, любезный. Спасибо за заботу.
Калерия шумно выдохнула, но промолчала насчет пчел. За годы работы в ШНыре у нее набралось столько опыта, что модно было писать учебник по сдержанности.
"Можно подумать, пчелы у нас гибнут без его прямого участия!"
Потом речь зашла о происшествии. Гай упомянул выдающиеся интеллектуальные качества Калерии, противно хихикнув.
"Провокация на провокации. Сколько нам лет? Во что мы играем?"
Далее последовала... Просьба? Предложение? Да нет. Какое-то не предполагающее отказа заявление о необходимости взаимопомощи.
- Понимаю, да, - ответила Кавалерия, противопоставляя собственную краткость показной велеречивости собеседника. На ее стороне силы было принято больше действовать, чем говорить.
- Буду через час возле ШНыра. Уж примите, как положено.
"Как принять?! Уличное кафе разбить, или из шнеппера пристрелить с ограды?"
Но и тут возразить было нельзя, как ни гадок был собеседник и его манера общения.
- Встретим, не беспокойтесь, - заверила Кавалерия, и, не прощаясь, захлопнула крышку телефона.
Будь она помоложе, кинула бы аппаратом в стену, или крикнула бы что-то резкое. Но времена экспрессивных порывов для Калерии уже давным-давно прошли. Теперь ее куда больше заботило, успеет ли она за час сделать все необходимое.
Вскинув подбородок, женщина ушла в кухню. Оттуда раздался шорох одежды и обрывки телефонного разговора:
- Девочку уведешь в ШНыр через заднюю калитку. Не стоит ему знать, что Ева здесь.
Калерия перепоручила спасенную Суповне, заодно отменив свое указание ждать за оградой. За оградой скоро стало бы неспокойно. И теперь уж никак нельзя было отправляться спасать пропавших в одиночку.
«Раз уж Гай так жаждет мне помочь…»
В комнату Кавалерия вернулась уже в другом, вполне приличном, и главное - женском, свитере и длинной серой юбке, все еще держа телефон у уха.
- Проверь, кто ушел в Копытово или уехал в Москву, позвони им. Скажешь, чтоб не возвращались раньше, чем через три часа. Никаких выходов с территории. Никаких пролеток. К нам едет...
"Ревизор..."
- К нам едет Гай. Хочет видеть меня. По поводу не вернувшихся, да.
Калерия досадливо откинула со лба челку, одной рукой надевая сапожки, перепачканные раскисшей от дождя землей.
- Не вернусь-не вернусь... Вернусь! А это будешь решать по факту моего возвращения!
Ее собеседник глухо расхохотался, и пообещал обзвонить шныров, находившихся за пределами школы. Кузепыч слушался директрисы, хоть по его мнению было куда лучше разом избавить ШНыр от нашествия Гая.
Наконец Кавалерия обратила внимание на спящую Еву. Надеясь, что Суповна успеет вовремя, и с девушкой все будет в порядке, директриса быстрым шагом направилась к ШНыру, покинув штаб.

>>>>>> Заоградье ШНыра